ВВЕДЕНІЙ. покаянную дисциплину—изъ Византіи или изъ Болгаріи? Если изъ той
и другой вмѣстѣ, то какая церковь была главной руководительницей нашей
въ этомъ дѣлѣ? Въ частности, въ какомъ видѣ перешелъ въ русскую
церковь духовникъ—органъ тайной исповѣди,—въ видѣ ли духовнаго отца
монаха, приближающагося къ монастырскому старцу, или же и въ видѣ
бѣлаго священника? Возможно и то и другое: если изъ Византіи русская
церковь получила первую свою іерархію, которая законодательствовала въ
области церковнаго права, то отъ южныхъ славянъ заимствована нами
каноническая письменность, переводная и оригинальная, можетъ быть,
пришло отчасти и приходское духовенство, и дисциплина покаянія могла
слагаться не совсѣмъ такъ, какъ того хотѣла правящая іерархія. Эти
вопросы, благодаря отмѣченной скудости древнѣйшихъ русскихъ канони¬
ческихъ памятниковъ, по прежнему должны остаться безъ опредѣленнаго
отвѣта, и трудный, длинный окольный путь сравнительнаго изученія мо¬
жетъ и не привести къ желанной цѣли,—къ выясненію именно вопроса
о характерѣ начальной покаянной дисциплины на Руси. Наконецъ, при
сформированіи покаянной дисциплины, въ первыя полтора столѣтія русской
церкви возможны были своеобразныя условія, которыя могли вносить въ
нее измѣненія чисто мѣстнаго характера, дѣлать ее до нѣкоторой степени
оригинальной. Напримѣръ, въ русской церкви, вѣроятно, очень рано пере¬
сталъ существовать отдѣльный классъ духовниковъ, и право на совершеніе
исповѣди начало даваться каждому бѣлому священнику вмѣстѣ съ его
поставленіемъ, въ противоположность тому, что наблюдается въ церквахъ
греческой и южііо-славяискихъ. Такъ, къ сожалѣнію, не доступны для из¬
слѣдователя ни характеръ первоначальной покаянной дисциплины на Руси,
ни процессъ образованія или сформированія ея. Переходя къ исторіи древне-русскаго духовничества, считаемъ необхо¬
димымъ предварительно привести терминологію духовника въ нашихъ древ¬
нихъ памятникахъ, потому что здѣсь не все ясно и безспорно. Наиболѣе употребительнымъ является терминъ духовный отецъ, пере¬
водъ греческаго ТСѴЗО[Лстхо<; ?Ш7]р, чаще всего встрѣчающійся и въ южно¬
славянской письменности. „Духовный отецъ по примѣру греческой письмен¬
ности, употребляется иногда въ несобственномъ смыслѣ, въ значеніи вообще
нравственнаго руководителя и образца. Въ этомъ смыслѣ Несторъ называетъ
преп. Ѳеодосія^-„духовный отецъ нашъ"; въ похвальномъ словѣ преп. Сергію
„духовными отцами" названы устроители иноческаго житія, законодатели
монашества1). Прилагается этотъ терминъ къ іерархамъ и къ приходскому
духовенству2). Въ греческихъ источникахъ періода вселенскихъ соборовъ ЭЭ Житіе Ѳеодосія, 64; Житіе преп. Сергія, изд. Общ, X Др. IX., 146: „духовныхъ
отецъ ученіа и душеполезная словеса не токмо телеса, но я самую душу могутъ укрѣпити
и окръмлати къ духовнымъ подвигомъ11. 2) Въ Судебникѣ ц. Ѳеодора читаемъ: „Царь и вел. князь ...приговорилъ и уложилъ
сей судебникъ со отдемъ своммъ духовнымъ иатреархомъ Московскимъ Левомъ Судеб-