анти-поведение. Так, Степан Разин, демонстративно отказыва­
ясь от церковной обрядности, заставлял венчающихся с пляс­
кой обходить вокруг дерева, т. е. по существу возрождал соот­
ветствующий языческий обряд и, вместе с тем, в «прелестной
грамоте» казанским татарам упоминал «бога и пророка», т. е.
Аллаха и Магомета; Пугачев входил в церковь в шапке и садил­
ся на престол в алтаре (Смирнов и др., 1966, с. 314; Крылов,
1942, с. 9; Пугачевщина, III, с. 214, 334; Чистов, 1967, с. 171).
Д л я типологических аналогий любопытно отметить, что в За­
падной Европе бунтовщики нередко переодевались в ж е н с к о е
п л а т ь е , как бы демонстрируя тем самым решительный отказ
подчиняться существующим порядкам (Дейвис, 1975, с. 147-149
и сл.): вообще бунт против порядков этого мира естественно сти­
мулирует и санкционирует анти-поведение, т. е. закономерно об­
лекается в соответствующие формы; существенно вместе с тем,
что в России поведение разбойников особенно отмечено в рели­
гиозном отношении — как поведение к о щ у н с т в е н н о е . Итак,
поведение разбойников предстает в некотором смысле как сакрализованное, магическое анти-поведение.
Мы видим, что во всех случаях анти-поведение так или ина­
че связано с темой сакрального — постольку, поскольку поня­
тие сакрального определяется, в свою очередь, представлением
о потустороннем мире.
Примечания
1

Представление о перевернутости потустороннего мира никоим
образом не противоречит представлению о его изоморфности миру по­
сюстороннему: предполагается, что там — все то же, что и здесь; одна­
ко с остраненной — земной, посюсторонней — точки зрения загробный
мир предстает как мир с перевернутыми связями.
2

«Существенно, что загадка часто не предполагает нахождения
ответа со стороны непосвященного, и в таких случаях криптографи­
ческие задачи важнее коммуникационных. Характерно, что язык зага­
док во многих традициях резко отличается от языка других фольклор­
ных жанров вообще и в сторону непонятности, в частности» (Топоров,
1971, с. 37, примеч. 54).