спективе — космологической и исторической, — и это придает
происходящим событиям особую значимость.
Но вот другой — противоположный — пример. Одно вре­
мя Тверь воспринималась как новый Константинополь (ср.: Во­
дов, 1980; Водов, 1983), однако в данном случае новый Кон­
стантинополь не отменяет старый и ему не противопоставляет­
ся: тверской князь уподобляется византийскому императору, но
при этом отнюдь не предполагается translatio imperii. Здесь есть
то отождествление, которое присуще вообще космологическому
сознанию, но нет восприятия истории. Между тем в представле­
нии о Москве как третьем Риме мы имеем органический синтез
космологического и исторического сознания. Именно это и об­
условливает особую значимость восприятия такого рода. Оно
на многие столетия определяет политику Москвы и имперские
тенденции ее правителей.
Таким образом, восприятие времени и временных циклов
оказывается в а ж н ы м и действенным фактором, определяющим
ход истории, т. е. последующее развертывание исторических со­
бытий.

Примечания
1

Этот первоначальный, онтологически исходный текст, который
так или иначе соотносится со всем тем, что случается впоследствии,
соответствует тому, что мы понимаем обычно под «мифом».
2

В частности, они могут соотноситься как с космологическим про­
шлым, так и с историческим будущим, представление о котором опре­
деляется причинно-следственными связями.
3

В зависимости от мартовского или сентябрьского календарно­
го стиля одни ожидали конца света в марте, другие — в сентя­
бре; так, в частности, Епифаний Премудрый сообщает в Житии Сте­
фана Пермского, что второе пришествие ожидается в марте (см.:
Кушелев-Безбородко, IV, с. 131). Вместе с тем, поскольку сентябрь­
ские пасхалии размечали время с начала Великого поста до Петрова
дня, светопреставления могли ожидать уже с июля 1492 г. См.: Плигузов и Тихонюк, 1988, с. 52.
4

О б ожидании конца света на Руси в 1492 г. см., в частности:
Карамзин, VI, с. 7-8 и примеч. 7, 13; Шевырев, IV, с. 49-53; Ма-