—
47—
48. Письмо къ Домніону.
Письмо твое звучитъ вмѣстѣ и любовью и упреками.
Любовь принадлежитъ тебѣ; благодаря ей, ты боишься за насъ
даже того, что не опасно; упреки принадлежатъ тѣмъ, которые
пе любятъ и, ища случая ко грѣху, клевещутъ на брата сво-
ете и на сына матери своея полагаютъ соблазнъ (ІІс. 39, 20).
Ты пишешь, что какой-то монахъ, бродящій и кричащій на
улицахъ, на перекресткахъ, на распутіяхъ, крючкотворецъ,
хитрый только для отнятія чужой чести, пытающійся бревномъ
своего глаза извлечь сучецъ изъ глаза ближняго,—ты пишешь,
что этотъ монахъ витійствуетъ противъ меня и собачьимъ зу-
бомъ кусаетъ, терзаетъ, сокрушаетъ книги, написанная иною
иротивъ Іовипіана. Ты пишешь, что этотъ діалектикъ вашего
города и украшеніе ІІлавтовой фамиліи не читалъ категорій
(κατηγορίας) Аристотеля, ни περί έρμηνείας, ни αναλυτικά, ни
даже τόπους Цицерона, но среди людей необразованныхъ и на
пиршествахъ (inter συμπόσια) съ женщинами плететъ безтол-
ковые силлогизмы (syllogismos, συλλογισμούς) и будто-бы хит-
рою аргументаціею распутываетъ наши софизмы. Такъ глупъ
же я, что не надѣялся узнать всего вышеисчисленнаго безъ
помощи философовъ и конецъ стиля, которымъ стиралось на-
писанное, предпочиталъ тому концу, которымъ писалось. На-
прасно также я пересматривалъ комментаріи Александра: на-
прасно ученый наставникъ чрезъ έισαγώγην Порфирія вводилъ
меня въ логику; и—не говоря уже ο человѣческихъ зна-
ніяхъ—вотще я имѣлъ своими катехизаторами въ св. Писа-
ніи Григорія Назіанзина и Дидима: безполезно для меня было
знакомство съ еврейскимъ языкомъ и каждодневное отъ юно-
сти до сего возраста поученіе въ законѣ, пророковъ, еван-
геліи и апостолѣ,
Нашелся человѣкъ, совершенный безъ учителя, πνευμάφορος