Беседа том, что говорить к народу с угодливостью опасно как для тех, кто говорит, так и для тех, кто их слушает, и что речь против собственных прегрешений – полезна и является величайшей справедливостью

1 Достаточно, я думаю, мы недавно нападали на вас, и причинили вам очень глубокую рану. Следовательно, сегодня необходимо предложить врачевание и доставить более приятные лекарства. Это - наилучший способ врачевания: не только резать, но и перевязывать раны; это - достойный удивления закон наставления: не только порицать, но и увещевать и утешать. Так повелел и Павел: обличай, запрещай, увещевай (2Тим.4:2). И если кто всегда утешает, то этим делает слушателей более беспечными; и если только порицает, то делает их более ожесточенными, потому что, не имея возможности перенести бремя непрерывных обличений, они тотчас поспешно убегают. Поэтому должно, чтоб был какой-нибудь разнообразный способ наставления. Итак, поелику в предшествующий день речь очень силъно огорчила ум каждого, сегодня нам необходимо более ласковое наставление, и на огорчения, происшедшие от обличений, необходимо накапать, как бы елей, ласковость речей, сначала напомнив вам о самых обличениях.

Недавно мы прочитали вам постановление Павла относительно общения в таинствах, предназначенное для всех, посвященных в таинства. Закон же был таков, - ведь ничто не препятствует и теперь снова прочитать его: да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба и пьет из чаши (1Кор.11:28). Посвященные в таинства знают, что говорим, и какой это - хлеб, какая - чаша. Кто ест и пьет, говорит (Писание), недостойно Господа, виновен будет против Тела и Крови Господней (-29,27). Мы прочитали вам этот закон; изъяснили и смысл изречения. Мы сказали, что значит: повинен будет телу и крови Господни, - что он понесет то же наказание, какое потерпят распявшие Христа. Как те, говорит, убийцы сделались повинными в крови, так и эти, недостойно причащающиеся таинств; это именно и значит: повинен будет телу и крови Господни. Казалось, что сказанное страдает большим преувеличением, и угроза эта нестерпима; мы присоединили и размышление, с помощью примера, имеющее большое соответствие. Подобно тому, говорил я, как если кто разрывает царскую багряницу, и пятнает грязью, то он почти что оскорбляет царя, облеченного в нее, - так, конечно, и здесь: и те, которые убили Тело Господне, и те, которые принимают Его с нечистой мыслью, равно оскорбляют царское одеяние. Иудеи разорвали Его на кресте, оскверняет и тот, кто принимает Его с нечистой душой, так что, хотя и различны грехи, но одинаково оскорбление. Это многих потревожило, это многих смутило; уязвило совесть слушателей, лучше же сказать: не только слушателей, но прежде, чем вас, и меня - говорящего; обще наставление, общи раны; поэтому прилагаю и общие врачества. Это было дело Божия человеколюбия, чтобы и говорящий, и слушающие подлежали одним и тем же законам, были причастны одному и тому же естеству, чтобы каждый был одинаково ответствен в том, что преступает закон. Для чего? Для того, чтобы он предлагал упрек в соразмерной степени, чтобы сделался снисходительным к согрешающим, чтобы, вспоминая о своей собственной немощи, не причинял несносного обличения. Поэтому Бог не свел с небес ангелов и не приставил их учителями к человеческому естеству, чтобы по причине превосходства своей природы и по причине неведения человеческой немощи они не делали упреков против нас очень беспощадно; но Он дал смертных людей учителями и священниками, людей, облеченных немощью, чтобы одно и то же, виновность в том же самом и говорящего, и слушающих сделалась уздой для языка говорящего чедовека, не позволяющего делать обвинений свыше меры. И что это - истинно, сам Павел, положивший этот закон, разъяснил нам и причину, сказавши так: ибо всякий первосвященник, из человеков избираемый, для человеков поставляется, могущий снисходить невежествующим и заблуждающим (Евр.5:1-2). По какому случаю и почему? потому что и сам обложен немощью (-2). Видишь, что немощь делается основанием к состраданию и сродство естества не позволяет упрекающему когда-либо впасть в безмерность, хотя бы он был одержим и большим соревнованием? Но зачем я сказал это? Чтобы вы не говорили: ты, - будучи чист от грехов, будучи свободен от скорби, происходящей по причине упрека, - с великой силой наносишь нам очень глубокую рану. Я прежде чувствую боль, так как и сам я подвержен прегрешениям. Потому что все мы находимся под эпитимиями (Сир.8:6); и: никто не похвалится, что имеет чистое сердце (Прит.20:9). Итак, я сделал те обличения не потому, что любомудрствовал в области чуждых мне бедствий и не вследствие какого-либо безчеловечия, но движимый великой заботливостью. При врачевании тей, тот, кто наносит удар, не получает никакого ощущения удара, а тот, кого режут, один только он разрывается от болей; но при врачевания душ бывает не так, - если только я сколько-нибудь не ошибаюсь, о делах прочих людей судя по моим собственным, - но говорящий сам прежде мучится от боли, всякий раз как упрекает других. Мы не так скорбим, обличаемые со стороны других, как обличая других за грехи, в которых мы виновны, потому что тотчас совесть начинает порицать говорящего, и то обстоятельство, что облеченный достоинством учительства впадает в одни и те же с учениками прегрешения и имеет нужду в тех же самых обличениях, причиняет говорящему более горькую печаль.

2 И не без причины оплакиваю теперь это, но, так как многие, не вынесши тяжести сказанного, по возвращении назад, выражали недовольство, негодовали, говоря: ты отводишь нас от священной трапезы и прогоняешь от приобщения, - то по этой причине я и был вынужден сказать, чтобы вы поняли, что я не отвожу, но скорее - собираю вместе; не прогоняю и не удаляю, но путем обличений более привлекаю к себе. Страх перед возвещенным наказанием, падая на совесть грешников так, как огонь на воск, уничтожает и расплавляет наши прегрешения, постоянно будучи в действии, а делая ум чистым и блистающим, влагает в нас большее дерзновение; от дерзновения же и вследствие веселого настроения дух может сделаться более склонным к непрерывному общению в неизреченных и страшных таинствах. И подобно тому, как дающий горькие лекарства людям, лишенным аппетита, и очищающий дурные соки пробуждает в них потерянный аппетит, и производит то, что они с большей готовностью касаются обычной пищи, - точно так и говорящий горькие слова и очищающий ими ум от дурных помыслов и устраняющий тяжелое бремя прегрешений дает совести возможность перевести дыхание и производит то, что она с большим удовольствием вкушает Господня Тела. Поэтому не негодовать должно за то, что сказано, а прославлять и хвалить.

Если же некоторые - очень немощны и не переносят этой нашей защиты, то я мог бы сказать им, что изъясняю вам не свои собственные законы, а читаю письмена, сшедшие с небес; и необходимо, чтобы, когда мне вверено это служение, я или сказал все с дерзновением, что содержится в них, всюду ища пользы для слушателей, а не удовольствия, или чтобы, боясь ненависти слушателей, путем этой неблаговременной угодливости, пожертвовал и своим, и их спасением. А что и для говорящего, и для слушателей весьма опасно умалчивать о чем-либо из божественных законов, и что учителя судятся как виновники в убийствах, когда не изъясняют всех законов Божиих без страха, - я опять представлю вам в свидетели Павла. Прибегаю же во всех делах непрерывно к этой святой душе по той причине, что изречения Павла суть некоторые полезные и божественные законы, так как не Павел говорит, но Христос, движущий его душу, через него говорит все, что тот сказал. Итак, что говорит Павел? Призвав жителей Ефеса и сказав им последнюю речь, так как уже намерен был удалиться от них, - уча начальников их тому, что как проливающие кровь учеников, так и не говорящие им полезного подлежат взысканиям и наказаниям, - так почти говорит: чист я от крови всех. Почему? Не упускал возвещать вам всю волю Божию (Деян.20:26-27); если бы он убоялся возвестить, то не был бы чист от крови, но был бы судим, как человекоубийца, и вполне естественно, потому что человекоубийца умерщвляет одно только тело, а говорящий льстиво и делающий слушателей более беспечными губит душу; тот предает нынешней смерти, а этот губит душу и отсылает на бессмертные мучения и наказания. Итак, разве один только Павел говорит это? Никоим образом, но и прежде Павла Бог, в Свою очередь, устами пророка загадочно предвещает то же самое, так говоря: Я поставил тебя стражем дому Израилеву (Иез.3:17). Что значит: стражем? Стражем называется тот, кто, в то время как войска находятся внизу, занимает высокую и холмистую местность и оттуда наблюдает за нападающими неприятелями, и находящимся внизу объявляет о наладении, и возбуждает к приготовлению на сражение, так чтобы не напали на них не охраняемых и не умертвили их с большой легкостыо. Итак, поелику многих ужасов из числа угрожающих нам мы не видим, проводя жизнь на земле, - то благодать Божия устроила, чтобы стоящие как бы на высоком месте пророчества, святые пророки заранее предуказывали, что нам угрожает грядущий гнев Божий, чтобы мы придя в себя через покаяние и исправив нашу падшую душу, задолго раньше отвели от себя Богом посланный удар. Поэтому Он говорит: стража дах тя дому Израилеву, чтобы ты предвозвестил, что угрожает грядущее несчастье, - подобно тому как тот возвещает о наступлении врагов. И не малое наказание Он налагает на непредваряющего о Божием гневе. Какое именно? Души погибающих, говорит Он, от руки твоей взыщу (ст.20). Кто же в такой степени жесток и бесчеловечен, и нечувствителен, чтобы стал обвинять говорящего и непрестанно беседующего о Божием гневе, имеющего подвергнуться столь великому наказанию, если бы он промолчал? Итак, что не полезно нам - говорящим умалчивать об этом, достаточно научили нас и пророк и апостол; а что и вам - слушающим не полезно это, будет ясно из следующего. Если бы я, умолчав, скрывал молчанием грехи, то по праву стал бы негодовать каждый, справедливо стал бы сердиться, если бы я и не молчал; если же, сколько бы ни молчали мы теперь, во всяком случае там грехи по необходимости обнаружатся, то - какая польза могла бы быть от молчания? Пользы - никакой, а вред - крайний. Всякий раз, как я скажу теперь, - веду к покаянию и сокрушению душевному; если же буду молчать, то здесь и не вспомним о тех грехах, какие допущены нами, и не раскаемся; там же увидим их перед глазами своими обнаженными и открытыми, и будем плакать без пользы и тщетно.

3 Итак, если во всяком случае необходимо, чтобы или там, или здесь мы сокрушались о своих прегрешениях, то лучше - здесь, а не там. Откуда это ясно? Из пророческих слов, из евангельских. Пророк говорит: в аду кто исповедается Тебе¹? (Пс.6:6). Не потому, что не исповедуемся, но потому, что делаем это напрасно. Христос же научил этому самому и через притчу. Был некий бедняк - Лазарь, говорит Он; всюду был он покрыт струпьями (Лк.16:20), имея неизлечимую болезнь; некоторый же другой человек - богач не уделял бедняку даже крошек. Впрочем зачем нужно излагать всю притчу? Вы знаете всю эту историю, о бесчеловечии богача, как он не уделял бедняку от трапезы, - о бедности последнего и голоде, с которым он непрерывно боролся. Но так в здешней жизни; а после того, как каждый умер, богач видит того бедняка на лоне Авраамовом. И что говорит: отче Аврааме, пошли его (Лазаря), чтобы омочил концом перста своего язык мой, чтобы отдохнуть от боли (ст.24). Видел ты воздаяние? Он не уделял крошек, - не получает за то и капли воды. Какою мерою, говорится, мерите, такою отмерено будет вам (Мк.4:24). Что же Авраам? Чадо, ты получил уже доброе твое, а Лазарь - злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь (Лк.16:25). Но, - что и исследуется, - хотя люди сокрушаются из-за грехов и переменяются и, благодаря геенне, делаются лучшими, однако это нисколько не приносит им пользы в отношении к облегчению мук пламени, так как отче, пошли его в дом отца моего, - говорит тот, - чтобы он возвестил моим сродникам, чтобы и они не пришли в это место мучения (ст.27-28). Сам не получив благодеяния, пытается доставить после спасение другим. Ты видел, как он до этого времени был бесчеловечен, как после этого стал человеколюбив? Пока был жив, он проходил мимо лежавшего перед его глазами Лазаря, теперь же заботится и об отсутствующих родственниках; тогда, находясь среди изобилия, не склонялся к милосердому созерцанию бедняка, теперь же, будучи среди мучений и неотвратимых пыток, заботится о своих родственниках и просит, чтоб был послан имеющий возвестить им об этом. Видишь, как человеколюбив стал он, и кроток, и сострадателен?

Что же? Извлек ли он для себя какую-либо пользу из покаяния? Получилась ли какая-либо для него выгода от сокрушения? Никоим образом, так как это покаяние неблаговременно. Зрелище окончилось, бои прекратились, уже не осталось удобного времени для состязаний; поэтому увещеваю и прошу, и умоляю: здесь должно горевать и плакать из-за грехов. Пусть здесь опечаливают нас слова, и пусть там не устрашают дела; пусть здесь уязвляет нас слово, и пусть не уязвляет нас там ядовитый червь; пусть здесь жжет нас порицание, и пусть не жжет там геенна огненная. И последовательно, чтобы печалящиеся здесь были утешены там; совершенно необходимо, чтоб здесь роскошествующие и смеющиеся и беспечально относящиеся к своим прегрешениям опечалились там и скорбели и скрежетали зубами. Не мое это слово, но самого Того, Кто тогда будет судить нас. Блаженны, говорит Он, плачущие, ибо они утешатся (Мф.5:4). Горе вам, смеющимся ныне, ибо восплачете (Лк.6:25). Итак, что лучше - променять продолжающееся лишь определенное время сокрушение и сетование на вечные блага и на наслаждение, не имеющее конца, - или, проведя здесь в веселии эту краткую и преходящую жизнь, отойти из нее с тем, чтобы там подвергнуться вечным наказаниям? Быть может ты стыдишься и краснеешь перед мыслью высказать прегрешения? Но если бы даже надлежало говорить об этом или обнаруживать при людях, то и при таких условиях не должно было бы стыдиться: впадать в грех - стыд, а не признаться в допущенном грехе; теперь же и нет надобности исповедоваться в присутствии свидетелей. Перед размышлениями совести пусть происходит исследование содеянных грехов; судилище пусть будет без свидетелей; Бог один только да видит тебя - исповедующегося, - Бог, не порицающий грехи, но разрешающий их из-за исповедания. Но даже и при таких условиях ты медлишь и отговариваешься? Знаю и я, что совесть не выносит воспоминания о собственных прегрешениях, так что, если только придем к воспоминанию о допущенных нами прегрешениях, то ум прыгает, как бы какой неукротимый, молодой и непокорный конь. Но удержи его, обуздай, погладь рукой, сделай его кротким, убеди, что, если теперь он не исповедуется, то будет исповедоваться там, где - большее наказание, где - большее бесчестие. Здесь судилище без свидетелей, и ты - согрешивший - ведешь суд с собой самим; там же все грехи будут приведены в средину зрелища вселенной, если наперед не изгладим их здесь. Ты стыдишься сознаться в прегрешениях? Стыдись делать грехи. Мы же, всякий раз как делаем их, отваживаемся безрассудно и бесстыдно; а когда нужно бывает сознаться, тогда стыдимся и медлим, между тем как должно было бы делать это с готовностью. Порицать за грехи не стыд, но - справедливость и добродетель; если бы не было справедливостью и добродетелью, то Бог не назначил бы за это награды. А что исповедание имеет награды, послушай, что говорит (Писание): говори ты беззакония твои прежде², чтоб оправдаться (Ис.43:26). Кто стыдится дела, благодаря которому становится праведным? Кто стыдится исповедать прегрешения, чтобы уничтожить последние? Ужели Господь для того повелевает сознаться, чтобы наказать? Не для того, чтобы наказать, но - чтобы даровать прощение.

4 Во внешних судилищах за сознанием следует наказание. Посему и псалом, предусматривая это самое, чтобы кто-либо, боясь наказания после исповедания, не стал отрицать своих грехов, говорит: исповедайтесь Господу, ибо Он благ, ибо в век милость Его³ (Пс.105:1). Ужели Он не знает твоих прегрешений, если ты не сознаешься? Итак, какого ты достигаешь успеха через то, что не исповедуешься? Ужели ты можешь остаться скрытым? Хотя бы ты не сказал, Он знает; если же ты скажешь, Он забывает, потому что вот Я - Бог, изглаживающий преступления твои, и не помяну (Ис.43:25). Видишь ли? Я не помяну, говорит, так как это свойственно человеколюбию; ты же вспомни, чтобы получить случай к исправлению. Услышав это, Павел сам непрерывно вспоминал о тех грехах, о которых Бог не помнил, - вспоминал, так именно говоря: я недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь (1Кор.15:9); и: Христос пришел в мир спасти грешников, из которых я первый (1Тим.1:15). Не сказал: был [первым], но: есть. Возымело место прощение грехов от Бога, - а воспоминание о прощенных грехах не помрачалось у Павла; что Господь изгладил, это он сам обнаруживал. Вы слышали пророка, говорящего: и не помяну; ты же помни. Бог называет его сосудом избранным (Деян.9:15), а он называет себя первым из грешников. Если же он не забывал о прощенных прегрешениях, то поразмысли, как он помнил о Божиих благодеяниях. И зачем я говорю о том, что память о грехах не посрамляет? Не столь славными делает нас память о добрых поступках, как воспоминание о грехах; лучше же сказать: воспоминание о добрых поступках не только не делает славными, но даже исполняет стыда и осуждения; память же о грехах преисполняет нас дерзновением и великой праведностью. Кто говорит это? Фарисей и мытарь. Один, объявив прегрешения, возвратился оправданным; другой же, объявив добрые поступки, возвратился, став ниже мытаря. Видишь, какой вред - вспоминать о добрых поступках, - какая польза не предать забвению прегрешения? И весьма естественно, потому что кто помнит о добрых поступках, тот увлекается высокомерием, презирает остальных людей, что именно и случилось с фарисеем, который не дошел бы до столь великого тщеславия, не сказал бы: я не таков, как прочие люди (Лк.18:11), если бы не помнил о своем посте и десятине; память же о грехах укрощает ум, убеждает быть смиренномудрым и через смиренномудрие привлекает Божие благоволение. Послушай, прошу, как и Христос повелевает нам предавать забвению свои добрые поступки. Когда исполните все это, говорите: мы рабы ничего не стоящие (Лк.17:10). Ты говори о себе, что - непотребный раб, - не я делаю тебя непотребным; если ты сознаешься в своей ничтожности, я делаю тебя славным и увенчиваю.

Видишь, сколькими доказательствами нам засвидетельствовано, что память о грехах доставляет пользу и что память о добрых поступках приносит вред, - и, в свою очередь, наоборот, что за забвение грехов навлекается наказание нам, а за забвение добрых поступков бывает нам польза? Желаешь понять и с другой стороны, что величайшая добродетель - помнить о грехах? Послушай Иова. Как он в других случаях гордился, так и при исповедании прегрешений, так именно говоря: Если я согрешал невольно⁴, не стыдился пред множеством народа поведать грех мой⁵ (Иов.31:33-34). А что он говорит, имеет такой смысл: никогда собрание сорабов не привело меня в стыд. Какая польза от того, что о мне не знают люди, когда Судия знает все; какой вред от того, что они знают о допущенных мной прегрешениях, когда Тот желает освободить от наказания? И хотя бы все осуждали, я нисколько не забочусь о мнении их, если оправдает Судия; и хотя бы все восхвалили и изумились мне, опять для меня нет никакой пользы от их приговора, если Тот меня осуждает. Всюду должно смотреть на Того, и делать в отношении к прегрешениям то же самое, что именно делаем в отношении к трате денег. Тотчас после того, как встали с постели, прежде чем пойдем на рынок или займемся каким-либо частным или общественным делом, призвав слугу, требуем отчет в истраченном, чтобы знать, что истрачено дурно, а что на должное, и как много осталось; и если мы узнаем, что оставшегося - немного, то всячески придумываем средства к доходам, чтобы не быть незаметно истребленными голодом. Итак, станем делать это и в отношении к нашим делам. Призвав нашу совесть, дадим ей отчет в словах, делах, в помышлениях; исследуем, что истрачено на должное, а что - к нашему вреду; какое слово истрачено дурно, на поношения, на сквернословие, на оскорбления; какая мысль побудила глаз к распутству; какой помысл, ко вреду нашему, перешел в дело, осуществленный или с помощью рук, или - языка, или - самых глаз; и постараемся отстать от неуместной траты, а вместо того, что однажды истрачено дурно, постараемся сберечь другие доходы; вместо слов, произнесенных безрассудно, будем произносить молитвы, вместо взоров, ставших нецеломудренными, прибегнем к милостыням, постам. Если мы намерены тратить неразумно, ничего не сберегая, не собирая себе добра, то, впав в крайнюю бедность, незаметно стяжем себе наказание вечным огнем. Итак, мы имеем обыкновение давать отчет в деньгах около рассвета, а в делах, в том, что совершено нами после того, как настал день, и во всем сказанном потребуем от себя отчетов после ужина и после наступления самого вечера, лежа на постели, когда никто не беспокоит, когда никто не тревожит; и если увидим, что в чем-либо согрешили, то накажем совесть, сделаем выговор уму, уязвим рассудок так сильно, чтобы более мы уже не дерзнули, встав, привести себя к той же самой бездне греха, помня о вечерней ране.

5 Что это время более удобно для такового требования отчетов, послушай, что говорит пророк: о чем говорите в сердцах ваших, о том сокрушайтесь на ложах ваших⁶ (Пс.4:5). Многое по наступлении дня делаем не так, как желаем; и друзья раздражают, и слуги приводят в неистовство, и жена огорчает, и дитя опечаливает, и множество житейских и общественных дел окружает нас; и не можем тогда понимать даже и того, каким образом обманываем себя. Но, освободившись от всего этого и вечером оставшись наедине с самими собой, и наслаждаясь большим спокойствием, устроим на ложе судилище, чтобы с помощью такового суда умилостивлять Бога. Если же ежедневно будем грешить и ранить нашу душу, никогда не вникая в это, то подобно тому, как получающие непрерывные раны, а потом нерадеющие о них, приобретают себе лихорадки и навлекают невыносимую смерть, - так, конечно, и мы вследствие этого непрерывного бесчувствия навлекаем на себя неминуемое наказание. Я знаю, что сказанное - тягостно, но оно приносит большую выгоду. У нас - милостивый Господь; Он желает только найти предлог, и тотчас обнаруживает всякое человеколюбие. Если бы, согрешая и оставаясь ненаказанными, мы не делались худшими, то Он и удалял бы от нас наказание; но Он ясно знает, что безнаказанность согрешающих вредит им не меньше самых грехов. Поэтому налагает наказание, не за прошедшее взыскуя вину, но исправляя будущее. И чтобы ты понял, что это - истинно, послушай что Он говорит Моисею: оставь Меня, да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их (Исх.32:10). Оставь Меня, говорил Он, не потому, что Моисей удерживал Его, так как тот ничего не сказал Ему, но предстоял в молчании, - а желая дать ему случай к мольбе за них. Так как те допустили грех, достойный наказания и наказания неизбежного, и, однако, Он не хотел наказать их, а проявить к ним человеколюбие, но так как это делало их более беспечными, то Он устраивает одно и другое, так чтобы и наказания не было нанесено, и чтобы те вследствие безнаказанности не сделались более беспечными, поняв, что они избежали гнева Господня не в виду их собственного достоинства, а по предстательству Моисея. Это и мы часто делаем, и, не желая ни подвергать наказанию слуг, допустивших проступки, достойные наказания, ни освобождать от страха перед ожидающим наказанием, просим друзей исхитить их из наших рук, так чтобы и страх в них оставался в полной силе, и чтобы они избежали с нашей стороны ударов. То же сделал и Бог; а что это - истинно, ясно из самых слов: оставь Меня, говорит, да воспламенится гнев Мой... И мы, когда желаем наказывать, а нам не позволяют этого, приходим в состояние гнева. Он же говорит: остави Мя, и возъярився гневом, - чтобы ты понял, что гнев не страсть в Боге, но что называется этим именем назначаемое нам наказание. Итак, когда услышишь, что Моисей говорит: прости им грех их (Исх.32:32), то прежде, чем перед рабом, приди в изумление перед Господом по той причине, что Он сам доставил ему случаи к этому человеколюбию. Но не здесь только сделал Он это, но то же самое говорит и к Иеремии, и к Иезекиилю: походите и посмотрите по улицам Иерусалима; если есть кто творящий суд и правду, милостив буду к ним

⁷" (Иер.5:1)⁸. Ты увидел человеколюбие? Добродетелью одного пользуются многие даже и порочные люди, но из-за порочности множества, даже если среди многочисленного народа и один окажется поступающим добродетельно, (последний) не разделяет их участи; напротив, один человек, право живущий, будет в состоянии исхитить от гнева Божия целый народ, а целое государство развращенное не будет в состоянии привлечь к собственному наказанию и мучению и погубить человека справедливо живущего. Это ясно и из истории Ноя: когда все, действительно, погибали, один только он был сохраняем; ясно и из жизни Моисея: один только он, действительно, оказался в состоянии явиться с ходатайством за таковой народ. Я же могу представить и другое, большее доказательство Божия человеколюбия. Когда Он не найдет живых людей, имеющих дерзновение и могущих явиться с ходатайством за согрешивших, то прибегает к умершим и говорит, что ради их отпускает грехи, как действительно и сказал Езекии: защищу город сей ради Себя и ради Давида, раба Моего (4Цар.20:6), уже умершего. Итак, зная, что Бог все движет и делает, чтобы освободить нас от наказания и мучения, будем доставлять Ему многочисленные случаи к этому, исповедуясь, раскаиваясь, плача, молясь, прекращая гнев на ближних, улучшая бедность близких, бодрствуя в молитвах, обнаруживая смиренномудрие, непрестанно помня о грехах.

Не достаточно сказать, что я - грешник, но должно вспомнить и о самых грехах о каждом в отдельности. Подобно тому как огонь, попавший в терновник, легко уничтожает его, так помышление, постоянно направленное на допущенные грехи, легко уничтожает их и потопляет. Бог же, оставляющий без внимания беззакония, удаляющий неправды, да избавит нас ог грехов и да удостоит небесного царства, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу слава со Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Источник: Полное собрание творений святаго отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольскаго. Т.2. — СПб., 1896.