За творениями, несомненно принадлежащими Св. Иустину, каковы: две апологии и разговор с Трифоном иудеем, в рукописных кодексах и печатных изданиях следуют сочинения также апологетического содержания, которые приписываются Иустину, но подлинность которых подлежит сомнению и пререканиям. В числе их первое место по своей древности, а также по своему высокому литературному достоинству занимает послание к Диогнету.

Это сочинение есть ответное письмо к Диогнету, который, как видно из самого письма, был язычник и притом человек образованный и занимавший высокое общественное положение.¹ Бесстрашие, с каким христиане подвергались за свою веру мучениям и смерти, и их взаимная братская любовь возбудили в нем желание узнать об источнике этого загадочного для него нравственного явления. Он обратился к христианскому другу своему - писателю послания - с вопросами о сущности христианства, его различия от язычества и иудейства, о причине его столь позднего явления в мир. Отвечая на эти вопросы писатель послания одобряет желание Диогнета узнать истину (гл. 1), и приглашая к беспристрастному и непредубежденному обсуждению дела, прежде всего показывает, почему христиане не почитают языческих богов: эти боги - говорит он - суть произведения самих людей, сделанные из такого же тленного вещества, как и употребляемые в обыкновенной жизни сосуды; они глухи, слепы, без души, без чувства, без движения (гл. 2). Богопочтение иудеев разумнее язычества, поскольку признают единого Бога, Творца и Владыку вселенной, но по своему чувственному и суетному служению Ему кровью и жертвами, как будто Всеводовольный нуждается в этом, они подобны язычникам (гл. 3, 4). Затем, переходя к христианству, тайны которого никакой человек не может изъяснить, по замечанию автора, - он изображает чудную картину жизни христиан и сравнивает их положение и значение в мире с душой человеческой в отношении к телу (гл. 5.6). Чтобы объяснить необыкновенную силу христианства, писатель (гл. 7, 8) говорит, что оно учреждено не людьми, как прочие религии, но открыто самим Богом, и притом не через какую-либо высшую духовную тварь, но через собственного Его Сына, которому Отец изначала сообщил вечный совет Своей любви о спасении рода человеческого. До Христа не было истинного Богопознания, даже у философов: через Христа Бог Сам Себя явил и даровал людям верою созерцать Бога и быть участниками Его благодеяний. Почему же христианство так поздно явилось в мир? Бог оставил людей, живших до христианства, собственным похотям и страстям, не потому, чтобы Он услаждался их заблуждениями, но чтобы тем обличалось бессилие человечества к своему собственному спасению. Когда исполнилась мера грехов человеческих Бог явил Свою бесконечную любовь, предавши вочеловечившегося Сына Своего на искупление наше, Невинного за виновных, Святого за беззаконных (гл. 9). Ответивши на вопросы Диогнета, писатель послания убеждает его принять христианскую веру, представляя ему те блага, которые от того произойдут: он познает Бога, через любовь сделается Его подражателем и возвысившись над миром и страхом смерти, будет на земле ведать тайны и предвкушать блаженство неба (гл. 10).

Таким образом раскрыть главный предмет послания, и здесь оно весьма естественно оканчивается: по-видимому, не достает только заключительной формулы. Но в рукописях следуют затем еще две главы (11 и 12). В них автор говорит о себе, что он «ученик апостольский» и учитель язычников, преподает учение не чуждое, но апостольское, которое было открыто Богом через Его Слово ученикам: через это Слово истина и благодать изливается на грех верующих, которые не преступают пределов веры и преданий отцов (гл. 11). Далее писатель приглашает к истинному ведению и защищает права его, указывая на то, что в раю были насаждены и древо жизни, и древо познания, и что не познание, а непослушание ввело осуждение в мир (гл. 12). С первого взгляда видно, что эти главы не идут к содержанию предшествующих десяти глав и не находятся ни в какой внутренней связи с ними. Автор нечаянно переменяет тон речи и сам образ выражения: вместо ясной, стройной, логически связной речи, обращенной к одному лицу - Диогнету и занятой решением его вопросов, какую видим в первых 10 главах, - здесь встречается общая, довольно неопределенная, иногда аллегорическая речь, имеющая характер беседы, обращенной к христианам, а не к язычнику. К этому различию в слоге и содержании последних двух глав присоединяется то, что в древнейшем манускрипте послания к Диогнету переписчик сделал перед ними отметку, из которой видно сомнений о подлинности этих глав, донесшееся может быть, из глубокой христианской древности.² Поэтому ученые Бёль, Земиш, Отто и Гефеле (последние двое прежде признавали подлинными эти главы), Голленберг и другие признают их отдельной прибавкой постороннего писателя, происхождение которой относится к позднейшему времени, именно, не ранее 3-го века.³

Послание к Диогнету было в первый раз издано в 1592 г. французским ученым Генрихом Стефаном, который пользовался рукописным греческим кодексом, находящимся ныне в Лейдене, и в своем издании присоединил к нему свои примечания и латинский перевод. В нем, а также в страсбургской рукописи; тщательно рассмотренной ученым издателем апологетов Отто, это послание носить на себе имя св. Иустина мученика. Этому писателю оно и приписывалось учеными в след за Стефаном в продолжение целого столетия. В конце ХVII века восстал против утвердившегося мнения Тильемон, автор записок по церковной истории, и к его взгляду примкнула большая часть исследователей отеческой литературы, каковы: Нурри, Голланди, Лумпер и др. В новейшее время, против ученых усилий Отто защитить мнение о происхождении послания от св. Иустина, Бель, особенно Земиш и Голленберг представили новые основания, и ныне почти всеми патрологами признано, что послание к Диогнету не принадлежит св. Иустину.

Главнейшие доказательства этого мнения суть следующие: 1) язык и изложение послания к Диогнету представляет такое различие от подлинных сочинений Иустина, которого нельзя удовлетворительно объяснить ни более ранним возрастом Иустина, ни характером содержания. Изложение св. Иустина носит на себе тот смешанный характер, который получил греческий язык при постепенном распространении всюду с эпохи Александра Великого; оно не отличается тщательностью и строгою правильностью, приближается к обыденному, простонародному образу речи и изобилует отступлениями от раскрываемого автором предмета. Совершенно другое видно в послании к Диогнету: слог его обработанный и приближается к чистоте выражения классических образцов; ясность и сжатость речи, живость антитезов, стройность в сочетании предложений, и логическая последовательность вместе с искреннею одушевленностью чувства составляют отличительные свойства изложения послания. Кроме того, в нем не встречаются любимые выражения Иустина, и напротив употребляются слова и обороты, которых нет у Иустина.⁴ 2) К тому же приводит нас различие между св. Иустином и автором послания к Диогнету в суждении относительно главнейших пунктов излагаемого ими дела. a) Иустин признает языческих богов злыми духовными существами-демонами, которые обитают в своих идолах для принятия от людей жертв их; в послании, напротив, боги язычества отожествляются с их идолами, которые суть бездушные произведения человеческих рук, ничем не отличающиеся от простого камня, золота и т. п. b) Иустин признает иудейство с его обрезанием, жертвами, законами о субботе и другими обрядовыми постановлениями за Божественное учреждение, данное ради немощи иудеев, но все-таки находившееся в связи с новым заветом Христа. Напротив, в послании отрицается всякое высшее значение иудейского богопочтения, исключая догмата его о Едином Боге, и оно низводится почти на одинаковую степень с язычеством. с) В послании нет и следа той основной мысли Св. Иустина о действовании Верховного Разума или Слова (λογος) в до-христианском мире, по которой время до Христа через Ветхозаветный закон и пророчества у иудеев и через деятельность лучших людей в язычестве служило приготовлением к полному и всеобщему откровению Слова во Христе Спасителе. По воззрению писателя послания к Диогнету, христианство как бы внезапно является в мире, и не нужда постепенного раскрытия Божественного домостроительства о спасении человечества была причиной его недавнего явления, но божественное намерение через глубину нравственного падения людей привести их к сознанию необходимости спасающей благодати. Таким образом, несправедливо приписывать Св. Иустину такое сочинение, которое при немногих сходных мыслях, общих всей древней христианской апологетике, находится в ясном противоречии с его характеристическими воззрениями. При молчании древних церковных историков об этом послании писатель его остается для нас неизвестным, и разные предположения о нем не имеют твердого исторического основания.⁵

Нет также данных для точного определения времени, к которому относится происхождение послания. Попытки возвести его к веку апостольскому не основательны. Слова в 11 гл., где неизвестный автор называет себя «учеником апостолов», не относятся к писателю послания, и притом могут быть приняты в более обширном, несобственном смысле. Иудейские обряды и жертвоприношения, о которых говорит автор (гл. 3. 4), не предполагают непременно существования Иерусалима и храма. Выражение о христианстве, как явлении недавнем, ныне (νυν) возникшем, также не препятствует относить это послание ко времени позднейшему века апостольского. С большею основательностью ученые (Мёлер, Земиш, Чирнер) полагают время происхождения его в первой половине 2-го века, когда христиане уже, отделившиеся от иудеев составляли значительное и всюду распространенное общество и подвергались неоднократным кровавым преследованиям за то именно, что не хотели отречься от Бога (гл. 10).

После первого издания, сделанного Г. Стефаном в 1592 г., послание к Диогнету было напечатано в изданиях сочинений Св. Иустина Сильбургом, Пруденцием Мараном и в исправленном по рукописям виде у Отто в его издании апологетов. Гефеле поместил его в своем издании творений мужей апостольских, а издатель «Cursus Completus Patrologiae» во II томе. Кроме прежних критических трудов Бёля (opuscula patrr. select. 1) заслуживают внимания статьи Мёлера (Patrol. I.), Земиша (в его сочинении о Св. Иустине) и монографии Отто: Epistola ad Diognetum, 1852, и Голленберга (der Brief an Diognet, 1853), который усилил доказательства против принадлежности послания Св. Иустину.⁶

Источник: Памятники древней христианской письменности в русском переводе. Т.4. Сочинения древних христианских апологетов. — Москва, 1863, Стр. 5-12.